Записки звездочёта Сириуса - Страница 29

К оглавлению

Дождь жадно напился и прижал палец к губам:

— Тсс… Теперь за дело.

— Ура! — шёпотом сказал сияющий Сириус.

— Порядок, — заулыбался Дождь.

— А что там слышно о Громе и Молнии? — вдруг спросил Дождь.

— Они скрылись, — ответил звездочёт. — Они уплыли на далёкий затерянный архипелаг.

— «Уплыли, уплыли»… — проворчал Дождь. — А я хоть пропадай…

— Так решили бородачи. На нашем острове оставаться было опасно…

— Какие ещё бородачи?

— Ты что, смеёшься?! — удивился Сириус. — Ты не знаешь бородачей?! Так называют тех, кто против Тайфуна.

— А почему их так называют?

— Да потому, что они поклялись не бриться, не стричься, пока не победят. — Сириус печально улыбнулся. — А как ты думаешь, они вернутся?

— Обязательно вернутся! — сказал Дождь.

И они снова принялись раскачивать камень в стене.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Возвращение

Гром и Молния намертво стиснули мокрые поручни.

Шхуна стремительно неслась по волнам. И самое странное было в том, что на ней не было ни парусов, ни мотора, ни вёсел.

Скрючившись в тесном трюме и крепко зажав карабины между колен, бородачи слушали грозный скрип деревянных балок.

Когда капитан шхуны старик Мануэль отбил полночные склянки, Гром спустился в трюм.

— Друзья! — Голос у него перехватило от волнения. — Утром мы будем у берегов нашей родины.

Все встретили эту весть таким громким, ликующим криком, что из рубки мгновенно примчался старик Мануэль. Он с перепугу решил, что шхуна дала течь.

— Мы долго ждали этого часа. — продолжал Гром. — Почти год прожили мы на чужбине, скрываясь от ищеек Тайфуна, собирая силы. Все вы знаете, что нас ждёт тяжёлая, жестокая борьба. Так поклянёмся же! Свобода или смерть!

— Клянёмся! — последовал суровый многоголосый ответ.

Когда забрезжил рассвет, на горизонте показалась земля, ощетинившаяся тоненькими, как волоски, стволами пальм.

Уверенно лавируя между рифами, шхуна подошла к самому берегу и ткнулась в песок.

— Спасибо, старина, — сказал кому-то Гром, перегнувшись через борт.

Из воды высунулась обвитая водорослями голова с выпученными глазами. Это был приятель Грома — морской Водяной.

— Можешь не благодарить, — буркнул он. — Я не для тебя старался, а для Дождя. А то море мелеет, киты дохнут — кошмар! Пока ты нашего друга не освободишь, лучше не показывайся в любых водах. Утоплю, а сам уйду на пенсию и стану разводить золотых рыбок.

Водяной тут же исчез.

Гром засмеялся и спрыгнул на берег.

Высадка произошла мгновенно.

Последним на берег выбрался капитан Мануэль. Он с тоской поглядел на корабль и быстро зашагал вслед за длинной цепочкой бородачей, углубившихся в плотную стену зелени, отделяющую сушу от моря.

Высоко над головой громко шелестели широкие листья кокосовых пальм и яростно верещали потревоженные птицы.

Когда солнце встало высоко в зените, издалека, с моря, донеслись орудийные выстрелы, и бородачи поняли, что сторожевые корабли обнаружили их шхуну.

Капитан Мануэль снял берет, помолчал и снова надел, отдавая последнюю почесть своему судёнышку. Собственно, на этой шхуне он совершил всего лишь одно плавание — бородачи купили её у одного богатого чужеземца, — но ему всегда было как-то не по себе, когда гибло любое судно, пусть даже обыкновенная рыбацкая лодка. А эта шхуна была для него далеко не обычной. Она доставила его на родину.

И снова — запутанные звериные тропы, безлюдные дикие места, дремучие заросли…

— Быстрей, быстрей, — торопил Гром.

И опять изнурительная духота джунглей. Потрескавшиеся от засухи деревья-великаны, цепкие кустарники, пожухлая трава, цветы, источающие удушливый аромат. И повсюду — лианы, извивающиеся по земле и по деревьям каким-то великаньим, гигантским серпантином.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Ужасная новость

Нет, это поистине был день великих неудач. Несколько месяцев Дождь и звездочёт Сириус делали подкоп, расшатывая во время «зарядки» камни в стене. И наконец он был готов. Но, увы, они выбрались не во двор, как предполагал Дождь, а в кабинет начальника тюрьмы Камер Казематуса. Вот как это произошло.

Камер Казематус мирно ужинал в своём кабинете в окружении своры вышколенных надзирателей. Один держал подсвечник — Камер Казематус обожал рыцарскую романтику и с явным наслаждением поглядывал на причудливые блики, которые трепетали на стенах, сложенных из тесаного камня; другой подливал вино в высокую серебряную чашу с геральдическим гербом: две собаки, дерущиеся из-за кости на червлёном поле; третий разрезал сочный бифштекс; четвёртый рассказывал свежие анекдоты, причём в доступной для начальника тюрьмы форме. А у двери по стойке «смирно» стояли двое часовых со ржавыми старинными секирами, которые, как любил подчёркивать Камер Казематус, являлись свидетелями боевой славы его далёких предков.

— Да, — сытым голосом сказал Казематус, — я бы совершенно не удивился, если бы сейчас расступились стены и показалось какое-нибудь привидение.

В ту же секунду от стены внезапно отвалился тяжёлый камень и с грохотом упал на пол. В образовавшемся отверстии показался Дождь в своём неизменном красном колпаке с пушистой кисточкой.

— Простите, — уныло сказал он, растерянно уставившись на окаменевших от ужаса надзирателей и Камер Казематуса. — Я, кажется, ошибся. — И исчез.

Не успели тюремщики опомниться, как в отверстии показались длинные жилистые руки звездочёта Сириуса.