Записки звездочёта Сириуса - Страница 14

К оглавлению

— Я подожду, — поспешно сказал Ник.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Попытка к бегству

— Имя?

— Дождь.

— Фамилия?

— Дождь.

— Род занятий?

— Дождь.

Начальник тюрьмы сеньор Камер Казематус недоверчиво посмотрел на узника — коротенького толстячка в красном длинном колпаке. На груди у него был номер, словно у бегуна. Собственно, все в тюрьме носили рубахи с номерами: заключённые, надзиратели и даже сам Камер Казематус. Это было введено для того, чтобы избежать путаницы.

— Скажите, вы Дождь, да?.. А почему же тогда целый месяц не выпадают осадки? — И Камер Казематус показал на синее небо, разлинованное решёткой окна в крупную клетку.

— Ну, наверно, потому, — мрачно ответил Дождь, — что я здесь, а не там.

— Вы так думаете? — опешил Камер Казематус. — Вас за это могут посадить.

— Куда? — удивился Дождь.

— В тюрьму, — строго сказал Камер Казематус.

— А я где нахожусь?! — вскипел Дождь.

— Да-да, — сконфузился Камер Казематус. — Я это тоже заметил.

Потом, немного подумав, он важно добавил:

— У вас какое-то двойственное положение. Но вас всё равно могут посадить.

— Куда? — снова спросил Дождь.

— Сюда же, — ласково ответил Камер Казематус. — У нас был уже подобный случай. Один бродяга тайком проник в нашу тюрьму и просидел в ней целых два года. Народу у нас много — всех не запомнишь. Но мы его в конце концов сцапали. А он говорит: «А у вас тут ничего! Крыша над головой, кровать, кормят регулярно».

— Ну? — заинтересовался Дождь.

— Судили его за это. Дали три года — и к нам.

— Мне у вас не нравится, — буркнул Дождь.

— Мне, может, тоже не нравится, — с укоризной заметил Камер Казематус. — Но ваш долг перед страной — сидеть, а мой — охранять. И мы с вами должны выполнять порученное нам дело как можно лучше.

— Правильно, — неожиданно согласился Дождь.

— Нет, неправильно, — сказал Камер Казематус. — Ваше поведение очень подозрительно. Вы не должны были соглашаться со мной, если хотите заслужить моё доверие. Вам надо было бы выждать лет пять и только потом, ещё года через два, признать мою правоту.

— Отпустите меня! — вдруг взмолился Дождь. — Ну хотя бы часа на два!

— Ваша просьба кажется мне неуместной, — обиделся Камер Казематус. — Я нахожусь в этой тюрьме двадцать пять лет и надеюсь пробыть ещё столько же, если здоровье позволит. А вы здесь без году неделю и…

— Но я должен разыскать одного мальчика! — взмолился Дождь. — Он без меня пропадёт!..

— А мы пропадём без вас, — печально заявил Камер Казематус. — Нет, я не могу отпустить вас на два часа.

— А на полчаса можно? — робко спросил Дождь. — Заодно и весь остров полью.

— Тоже нельзя.

— Ах ты тюремная крыса! — рассвирепел Дождь и замахнулся на него табуреткой. Перепуганный насмерть начальник тюрьмы выскочил в коридор. Но не успел он захлопнуть дверь, как из камеры с громким жужжанием вылетел Дождь.

— Держи!.. Лови!..

— За крылья хватай!

— А у него их нет!

— Всё равно хватай!

— Лови-и-и-и!..

Надзиратели, сбивая друг друга с ног, мчались по длинному тюремному коридору, а над их головами, под самым потолком, нёсся Дождь. В конце коридора навстречу ему вырастал ослепительный прямоугольник света.

Но вдруг раздался лязг и звон — дверь захлопнулась. Единственный путь к свободе был отрезан.

…Когда беглец был пойман и брошен в темницу, Камер Казематус грустно сказал ему:

— Я с тобой по душам говорил, а ты вон как!.. Летать вздумал… Режим нарушаешь. Если каждый летать будет, представляешь, что получится?!

В этот день по тюремным коридорам ходили надзиратели и прибивали на стены таблички:

ЛЕТАТЬ

ЗАПРЕЩАЕТСЯ

Каждому узнику приковали к ноге тяжеленное чугунное ядро.

— Хотя они и не умеют летать, — сказал Камер Казематус, — но кто их знает… А то ещё научатся! — И долго жаловался жене, хмуро уставившись в зеркало: — Крысой меня обозвал… Тюремной-то пусть! Но почему крысой?.. Разве я похож?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Пим едет домой

Когда на небе появлялась луна, Пим бросал тряпку в рукомойник и шёл домой. Пим работал мойщиком посуды в военных казармах. Он и ещё двадцать таких же мальчишек по двенадцать часов в день перемывали горы жирных тарелок и складывали их в высокие пирамиды, похожие на гигантские стопы тусклых чёрствых блинов. В одну из стен моечной был вмонтирован экран наподобие телевизора. Когда по праздникам казармы посещали иностранные корреспонденты, на экране возникали забавные похождения рисованных львов и крокодилов. Ребята в белоснежных фартуках мыли посуду и, затаив дыхание, глазели на экран.

В другие же дни — а таких других дней было триста пятьдесят в году — они носили рваные халаты, а с экрана за ними хмуро следил злющий капрал Карапузис. Он сидел в просторном кабинете, пил чёрный, как дёготь, кофе, курил сигары и грозно рычал на мойщиков. Ему было видно и слышно всё.

Сегодня утром солдаты разогнали взбунтовавшихся мастеровых и за это получили праздничный обед из пяти блюд: салат с крабами, бульон с пирожками, мясо духовое с гарниром, банку консервов «Спрут в томате» и четыре апельсина. «Они это заслужили!» — так сказал о своих солдатах генерал Трах Тах-Тах. Поэтому у капрала Карапузиса было отличное настроение, и он отпустил мальчишек домой на целые две минуты раньше.